Название: Железо железо острит
Автор: Шерра...
Персонажи: Денёв/Хелен, неписи фоном
Жанр: ангст, занавесочная история
Категория: фемслеш, гет
Размер: драббл (950)
Рейтинг: R
Описание: Они встретились и больше не разлучались.(с)
Примечание: написано на заявку юзера Медичка Шани, спасибо ей за наше счастливое детство!
От Йомыча: заявка возникла в процессе пересказа глав "Мечницы" в рамках Рубелевских чтений.
читать дальше1.
Поначалу они друг друга обходили стороной: слишком уж были не похожи, слишком не понимали друг друга, чтобы находиться рядом, оказывать поддержку. У них были сотни дел и боль, вечно рвущая изнутри, тёмная мразь, свившая гнездо где-то во внутренностях; Денёв порой до крови царапала себе живот, ковыряя пальцами прочнейшие нити и ощущая запах собственных кишок – шрам заживал лениво, неохотно и не обещал раскрыться никогда в будущем.
Денёв тихо начинала ненавидеть собственное дело, когда однажды один из Чёрных – лица она не запомнила, - перехватил её после очередной тренировки и приказал идти с ним. Денёв пошла, уже понимая, что будет потом. Она не раз видела, как одна собака наскакивала на другую, как сводили вместе корову и быка и как на сеновале сладко стонали девки.
Чёрный привёл её в какую-то комнатку; пахло ладаном и истекали медовыми каплями свечи, ещё больше усиливая сходство с церковью, и с портрета улыбалась слабой улыбкой ясноглазая клеймор.
Церковь – чёрные ступени, чёрные колокола, чёрные залы. Она плакала и вырывалась, просила сестру отпустить её домой. Возможно, предчувствовала: священник оказался йома и заметил их на очередном служении.
Женщина на портрете лучше гипотетических богинь-сестёр, которых никогда и не было.
Когда Чёрный брал её, сжимая до синяков и без того болящие запястья, тыкаясь свои отростком ей между ног, причиняя боль, но не такую мучительную - тот же шрам болел много, много больше, - Денёв считала до пятнадцати и по кругу.
Раз, два, три, – между ног влажно хлюпало от её собственной крови - шесть, семь, восемь – да сколько же можно, он когда-нибудь затихнет? - тринадцать, четырнадцать, пятнадцать – всё?
Чёрный вытолкнул её наружу как есть, в изгвазданной кровью и липким семенем робе, и Денёв побрела к себе, а навстречу ей не попалось никого.
Тело было чужим и мерзким - и грязным.
Хотелось залезть в воду и жестокой тканью скрести кожу, чтобы очиститься.
Вместо этого Денёв легла на кровать и закрыла глаза. И удивилась, когда рядом сел кто-то тяжёлый – кровать даже ощутимо прогнулась.
Денёв подняла веки: над ней зависло наглое лицо с какой-то жуткой гримасой.
- Ты чего? - спросило лицо.
Денёв промолчала. Кто это, что ей от меня надо, подумала.
- Ты это... плохо тебе, что ли? Позвать кого? – незваная никуда уходить не собиралась.
- Не надо, - сказала Денёв.
- А.
Денёв опять закрыла глаза.
- Хочешь яблоко?
Вопрос был столь неожиданным, что она вновь посмотрела на наглую девчонку.
- Яблоко хочешь? – спросила та с мучительной гримасой. – Я вообще-то себе стащила, но раз уж ты теперь моя соседка...
Яблоко было крупное, зелёное – и жест, с которым новая соседка его протягивала, показался Денёв глупым – будто бы она ребёнок, которого можно «купить» подарком.
Впрочем, она взяла. И даже стала есть.
Во рту кислило.
Потом – уже много потом, - Денёв думала, что жест Хелен более был похож на предложение брака, только вместо сердца и кольца - яблоко.
2.
Во время итогового экзамена Хелен едва не убили: на два «пополнения» выпустили двух йома. Одного Хелен ещё успела ранить – только потом лишилась руки и едва успела убежать, оставив в фиолетовой лапе изрядный клок своих волос.
Они друг друга в суматохе потеряли, Денёв слушала ауры вокруг, глушила свою собственную и искала соседку, когда заметила среди вороха камней отрубленную руку.
Она остановилась и смотрела, смотрела, смотрела, понимая – это пальцы, ладонь Хелен. Тогда подошла ближе и наклонилсь к находке, нарушив все правила на свете.
Неровный сруб – чуть выше запястья. Из мякоти торчала тонкая кость, и отпечатались выемки от зубов: оголодавший йома попробовал мясо на вкус и брезгливо выплюнул.
Плоть выглядела тёмной и прелой. Кровь ещё сочилась – и её было много, неожиданно много.
Она очнулась, когда где-то близко раздался крик – орал кто-то знакомый, в голос орал, и Денёв помчалась туда, едва себя не забыв; в одной руке клеймор, а в другой – рука Хелен.
С одним из йома расправились до ней вчетвером, изрубив на куски, в кровавую кашу. А второй, раненый уже, вырвался и попытался сбежать. Денёв его развалила надвое от плеча до паха, мгновенно высвободив все половину силы и чуть ли не больше.
Йома развалилась надвое, а Денёв хлопнулась на колени и вцепилась себе в живот, едва сдерживая бешеный напор, рванувшийся изнутри. Серебро звенело в воздухе, серебро было в крови, серебро было в душе – острые иглы, бешеный жар, безумная истома.
Она не заметила, как Хелен оказалась рядом – просто за плечо её кто-то схватил и вцепился, а перед глазами оказалось то же самое наглое лицо с упрямо закушенной губой: только посмей пробудиться!
Денёв попыталась заорать: да что ты делаешь, отойди!
А Хелен вдруг так саму себя укусила за губу, что кровь потекла, и тоже высвободила свою силу. Они сплелись, эти серебряные потоки, переплелись клубком влюблённых змей, одним целым стали, в друг друга проникли, друг другом стали.
И всё вернулось – резким рывком, таким, что как только тело выдержало подобную нагрузку, не понять было.
Хелен от неё отлипла, осоловело хлопая глазами и мотая головой, а Денёв дышала и не могла поверить, что всё ещё не пробудившаяся.
Потом чуть в себя пришла и поняла, что сжимает руку Хелен в своей. Протянула.
Глаза у Хелен стали круглые-прекруглые: не каждый день тебе отрубают руку, а потом возвращают, когда уже почти смирился.
Другие клеймор выстроились вокруг них плотным кольцом. Хромая на одну ногу Вероника - йома постарался - удивлённо приоткрыла губы. Квини, вечная девочка с оцарапанными коленками и непрозрачным взглядом блаженной, ошарашено хлопала глазами. Натали, Зельда, Карла... ещё почти два десятка других клеймор – их всех Денёв видела такими впервые.
Все были ошеломлены.
«Сейчас будет паника, да?» – подумала.
Хелен наконец забрала свою руку.
Действительно – это было как свадьба. Вернее, как ответное согласие.
У Денёв неожиданно потеплело на душе.
Позже ей расскажут: лицо у неё оставалось каменным.
Название: Костёр души моей
Автор: Йома-в-сомненьях
Персонажи: Лаки/Клэр, Лаки/Присцилла
Жанр: романс, немного ангста, уточнение
Категория: гет, джен
Размер: драббл
Рейтинг: G
Саммари: он разводил для них костры и, кажется, любил обеих равно
Примечание: возможный ООС Лаки
читать дальше1.
Клэр идёт неутомимо, словно усталость - это не про неё. Она вся очень сосредоточенная и целеустремлённая, как будто даже летящая куда-то, где её ждёт то, что важнее самой жизни и даже смерти. Что-то...
Лаки не знает что.
Лаки спешит вслед за ней в неудобных, ноги натирающих сапогах и видит перед собой только худую сильную спину в серой от грязи ткани плаща и длинный клеймор, которым Клэр рубит на куски йома. Он глотает пыль сухой дороги; пыль поднимается из-под подкованных железом сапог Клэр клубится в воздухе и лезет в лицо счастливым псом, вызывая сухость в горле и жжение в носу. Хочется есть и пить, но Лаки терпит и молчит. Он не должен обременять Клэр: он ведь мужчина.
Вечером Лаки разводит для неё костёр и жарит убитого ею зайца. Он ест жадно, отрывая куски мяса и глотая их едва прожевав. На зубах всё-равно хрустит пыль.
Клэр смотрит на огонь как заворожённая. От огня её глаза кажутся то карими, то алыми, а лицо - совсем девчоночьим.
Лаки с трудом снимает сапоги и понимает, что идти завтра он не сможет никак: все ноги в кровавых мозолях. Он пытается приложить к мозолям листья подорожника, обматывает ступни тряпкой, но Клэр всё же замечает это.
У неё становится очень строгое и равнодушное лицо; она не хмурится и не ругается, но ему вдруг становится очень страшно.
- Мы останемся здесь на несколько дней, - говорит.
Лаки думает, что оправдываться ему всё же не стоит.
В следующие дни он разводит для Клэр костры, а она долго смотрит на огонь.
2.
На севере, среди снега и льда, где небо виснет над головой горной громадой и грозит упасть в любой миг, Лаки тоже разводит костры - только уже для Присциллы, которая кутается в ненужный ей плащ и долг смотрит в огонь. Она в такие моменты до боли напоминает ему Клэр - только маленькую, которая ещё не клеймор, а человек. Лаки не знает, какого цвета у Клэр были прежде волосы, может быть, рыжие, а может быть, чёрные, и какие были глаза - только ему всё мерещится она. И, каждый раз возвращаясь из леса к костру, Лаки борется с желанием окрикнуть её: "Клэр!"
Только складывая хворост про запас на долгую северную ночь, он видит Присциллу и радуется, что не зовёт её чужим именем.
Присцилла же его не замечает - она смотрит зачарованно на огонь, и глаза у неё становятся совсем как у Клэр. Лаки гладит её по растрёпанным каштановым вихрам, говорит что-то, чего и сам не запоминает, а она внимательно случает и кивает иногда. Лаки знает, что когда-нибудь всё закончится тем, что его убьют йома или же съест сама Присцилла, но...
...вечерами, когда северное небо напивается кровью от солнца, он собирает хворост и разводит костёр - только теперь уже для Присциллы, а не для Клэр.
3.
У стен Рабоны собираются Пробудившиеся - Лаки закрывает глаза и ощущает их звенящие серебром ауры, вывернутые острыми иглами наизнанку, и чует движение звенящего марева, что приближается к ним от Сутафа.
Рабона внизу поёт колыбельные павшим героям голосами соборных колоколов.
Он знает, что им всем осталось очень мало.
Потому что вскоре начнётся битва, в которой, наверное, не будет победителей.
Лаки жаль, что он почти ничего не может сделать - только ждать рассвета, когда Галатея отведёт их к Кокону, в котором слились воедино Присцилла и Клэр.
Лаки ощущает внутри остатки силы Разрушителя и самой Присциллы. Ему тоскливо: он ведь, кажется, уже не совсем человек.
Лаки смотрит вниз, туда, где стража и собравшиеся клеймор, туда, где горят костры Летнего Праздника и где ходят оставшиеся люди и (не)люди.
Он вспоминает костры, которые разводил. Сначала для Клэр, а потом - для Присциллы.
Название: Три года на севере
Персонажи: Систина Оракул/Ригальдо, Исли фоном
Жанр: занавесочная история
Категория: джен, гет
Размер: драббл
Рейтинг: R
Саммари: Систина Оракул провела на севере три долгих года, где убивала йома и Пробудившихся и пила пиво в лучшем трактире Пиеты
читать дальше1.
В первый год своего пребывания на севере Систина училась читать потоки силы в серебре, окружавшем йома и Ненасытных. Дважды её почти убили, но всякий раз она бывала быстрее и успевала добраться до своего клеймора раньше, чем враги - до неё самой.
Дважды же теряла и отращивала заново руку и видела свои кишки, вывалившиеся из разошедшегося шрама на животе. Трижды убегала от слишком сильных Ненасытных.
Десятки раз сидела за дальним столом в лучшем трактире Пиеты и с наслаждением пила ячменное пиво из лучшего зерна, которое поставляли в этот трактир.
И много раз замечала Ненасытного с огромной аурой, который мрачно пил такое же пиво в противоположном углу. Порою он был не один и приходил вместе со светловолосым мужчиной, красивым, как сказочный король из древней песни, - и тогда сдвоенная аура колоссальной мощи едва давала Систине дышать.
Но пиво было вкусным, Ненасытные не слишком враждебными и Систина никуда не уходила.
Хотя, по-сути, стоило бы: всё же не дело клеймор водиться в одном месте с врагом; заметь её кто-то из Чёрных Людей пьющей пиво рядом с Ненасытным, Систине было бы несдобровать.
Правда, на севере власть Организации всегда была слабее, чем где бы то ни было. И сдать её мог бы только Рубель - которого, впрочем, всё это только забавляло. Во всяком случае, Систине так казалось.
Когда пошёл второй год её пребывания в землях Альфонсо Ненасытные вдруг перестали появляться в трактире. Не то чтобы Систину это расстроило.
Просто как-то вдруг стало пресно и ячменное пиво загорчило. Ей нравился темноволосый Ненасытный с глазами самого преданного кота.
2.
На исходе короткого лета второго года она оказалась в борделе: поступил приказ об уничтожении йома, притворявшегося проституткой в лучшем северном доме красных фонарей. Фонари и вправду оказались красными - как и всё, что было внутри дорогущего "Пристанища Мадам", как гласила вывеска.
Красными были стены, обивка мебели, кокетливые занавески на окнах, румяна на щеках шлюх и кровавые губы бордель-маман, которая заставила Систину напялить парик и натянуть платье, обтягивающее всё тело, как перчатка, но не открывавшее совсем ничего.
Систина долго смотрела на себя в зеркало и пыталась не засмеяться от своего вида - от пошлых рыжих кудрей, родинки-мушки на щеке и напомаженных губ. Бордель-маман с корову весом и видом ворчала, что она обошлась им дороже, чем все девочки.
- Зато у вас будет работать настоящая клеймор, - сказала Систина и всё же захохотала.
На самом деле её ни разу не отправили к клиентам - сказали отсидеться в подсобке, пошнырять по всему дому и сунуть нос в любую щель. Систина так и сделала - правда, ничего так и не нашла, ослепнув и оглохнув как клеймор от горькой пилюли подавляющего ауру зелья. А йома - слабенький Ненасытный, как оказалось, - умело прятал свою силу.
Систина всё же его нашла - размалёванная не хуже неё девица скакала на мужике и уже выпустила щупальца, чтобы его сожрать, как Систина с силой опустила меч на её макушку, развалив едва ли не до паха.
Мужчина под мёртвой шлюхой орал от ужаса.
Систина слабенько приложила его по темечку и он отвалился. Он подумала, что больше тут оставаться нельзя, и вылезла через окно, зацепившись за жалобно скрипнувшую раму. Старое дерево угрожающе затрещало, Систина в панике схватилась за край соседнего окна и ввалилась в чужую комнату.
Темноволосый Ненасытный, мявший грудь постанывающей от удовольствия шлюхе, уставился на неё почти потрясённо - видимо, не почуяв силу Систины, но узнав её.
Глаза его налились расплавленным золотом, Систина сорвала с головы рыжий парик и выскочила из окна, прежде чем когти Ненасытного успели бы разорвать её на части.
3.
В конце третьего года, в канун нового, она пила пиво в любимом трактире, когда тот самый Ненастный вдруг сел напротив неё. Систину от страха мороз продрал до третьего ребра и ожёг изнутри, а йома с глазами самого преданного кота смотрел на неё и тоже пил пиво.
Систина ему улыбнулась:
- Я тебя знаю. Ты ведь Ригальдо.
Он кивнул. Сказал:
- Я тоже тебя знаю.
Они допили одновременно - и одновременно вышли. Ригальдо трактирщику кинул целый золотой - тот согнулся аж до земли, едва не ударившись лбом о доски пола.
Ригальдо сломал замок в чьём-то амбаре, сразу же повалил Систину на золотистое зерно, и навис сверху. Глаза у него в темное светились, а улыбка была как у лесного зверя.
Систина сама его поцеловала в первый раз и сама раздвинула ноги, выпутываясь из робы и выставляя грудь, а он кусал её за шею, слизывал горькую кровь и мял груди как той шлюхе в борделе, и брал сильно и глубоко - так, что она даже кричать не могла, а только иногда всхлипывала.
Морозный ветер проникал через полураспахнутую дверь, у Систины из ран текла кровь, а Ригальдо двигался, подхватив её под бёдра и глухо рыча.
Систина знала, что живой вряд ли отсюда выберется. И ей было хорошо - потому что она очень долго уже не знала мужчину. Она дышала через раз, сливая свою силу с его и не давая себе перейти порог от удовольствия, и ей было больно, и ей было очень хорошо.
Ригальдо закончил, белесым семенем выплеснувшись внутрь неё, и глухо, по-звериному совсем, зарычав.
Он потерял бдительность лишь на мгновение - только ей этого оказалось достаточно; Систина вывернулась из-под его и выпустила силу в ноги, бросившись бежать как есть, голая и в крови. Он не бросился вслед.
И в следующий раз, когда она ждала Рубеля в трактире, только криво усмехнулся, поприветствовав её.
Систина улыбнулась в ответ.
Автор: Шерра...
Персонажи: Денёв/Хелен, неписи фоном
Жанр: ангст, занавесочная история
Категория: фемслеш, гет
Размер: драббл (950)
Рейтинг: R
Описание: Они встретились и больше не разлучались.(с)
Примечание: написано на заявку юзера Медичка Шани, спасибо ей за наше счастливое детство!
От Йомыча: заявка возникла в процессе пересказа глав "Мечницы" в рамках Рубелевских чтений.
читать дальше1.
Поначалу они друг друга обходили стороной: слишком уж были не похожи, слишком не понимали друг друга, чтобы находиться рядом, оказывать поддержку. У них были сотни дел и боль, вечно рвущая изнутри, тёмная мразь, свившая гнездо где-то во внутренностях; Денёв порой до крови царапала себе живот, ковыряя пальцами прочнейшие нити и ощущая запах собственных кишок – шрам заживал лениво, неохотно и не обещал раскрыться никогда в будущем.
Денёв тихо начинала ненавидеть собственное дело, когда однажды один из Чёрных – лица она не запомнила, - перехватил её после очередной тренировки и приказал идти с ним. Денёв пошла, уже понимая, что будет потом. Она не раз видела, как одна собака наскакивала на другую, как сводили вместе корову и быка и как на сеновале сладко стонали девки.
Чёрный привёл её в какую-то комнатку; пахло ладаном и истекали медовыми каплями свечи, ещё больше усиливая сходство с церковью, и с портрета улыбалась слабой улыбкой ясноглазая клеймор.
Церковь – чёрные ступени, чёрные колокола, чёрные залы. Она плакала и вырывалась, просила сестру отпустить её домой. Возможно, предчувствовала: священник оказался йома и заметил их на очередном служении.
Женщина на портрете лучше гипотетических богинь-сестёр, которых никогда и не было.
Когда Чёрный брал её, сжимая до синяков и без того болящие запястья, тыкаясь свои отростком ей между ног, причиняя боль, но не такую мучительную - тот же шрам болел много, много больше, - Денёв считала до пятнадцати и по кругу.
Раз, два, три, – между ног влажно хлюпало от её собственной крови - шесть, семь, восемь – да сколько же можно, он когда-нибудь затихнет? - тринадцать, четырнадцать, пятнадцать – всё?
Чёрный вытолкнул её наружу как есть, в изгвазданной кровью и липким семенем робе, и Денёв побрела к себе, а навстречу ей не попалось никого.
Тело было чужим и мерзким - и грязным.
Хотелось залезть в воду и жестокой тканью скрести кожу, чтобы очиститься.
Вместо этого Денёв легла на кровать и закрыла глаза. И удивилась, когда рядом сел кто-то тяжёлый – кровать даже ощутимо прогнулась.
Денёв подняла веки: над ней зависло наглое лицо с какой-то жуткой гримасой.
- Ты чего? - спросило лицо.
Денёв промолчала. Кто это, что ей от меня надо, подумала.
- Ты это... плохо тебе, что ли? Позвать кого? – незваная никуда уходить не собиралась.
- Не надо, - сказала Денёв.
- А.
Денёв опять закрыла глаза.
- Хочешь яблоко?
Вопрос был столь неожиданным, что она вновь посмотрела на наглую девчонку.
- Яблоко хочешь? – спросила та с мучительной гримасой. – Я вообще-то себе стащила, но раз уж ты теперь моя соседка...
Яблоко было крупное, зелёное – и жест, с которым новая соседка его протягивала, показался Денёв глупым – будто бы она ребёнок, которого можно «купить» подарком.
Впрочем, она взяла. И даже стала есть.
Во рту кислило.
Потом – уже много потом, - Денёв думала, что жест Хелен более был похож на предложение брака, только вместо сердца и кольца - яблоко.
2.
Во время итогового экзамена Хелен едва не убили: на два «пополнения» выпустили двух йома. Одного Хелен ещё успела ранить – только потом лишилась руки и едва успела убежать, оставив в фиолетовой лапе изрядный клок своих волос.
Они друг друга в суматохе потеряли, Денёв слушала ауры вокруг, глушила свою собственную и искала соседку, когда заметила среди вороха камней отрубленную руку.
Она остановилась и смотрела, смотрела, смотрела, понимая – это пальцы, ладонь Хелен. Тогда подошла ближе и наклонилсь к находке, нарушив все правила на свете.
Неровный сруб – чуть выше запястья. Из мякоти торчала тонкая кость, и отпечатались выемки от зубов: оголодавший йома попробовал мясо на вкус и брезгливо выплюнул.
Плоть выглядела тёмной и прелой. Кровь ещё сочилась – и её было много, неожиданно много.
Она очнулась, когда где-то близко раздался крик – орал кто-то знакомый, в голос орал, и Денёв помчалась туда, едва себя не забыв; в одной руке клеймор, а в другой – рука Хелен.
С одним из йома расправились до ней вчетвером, изрубив на куски, в кровавую кашу. А второй, раненый уже, вырвался и попытался сбежать. Денёв его развалила надвое от плеча до паха, мгновенно высвободив все половину силы и чуть ли не больше.
Йома развалилась надвое, а Денёв хлопнулась на колени и вцепилась себе в живот, едва сдерживая бешеный напор, рванувшийся изнутри. Серебро звенело в воздухе, серебро было в крови, серебро было в душе – острые иглы, бешеный жар, безумная истома.
Она не заметила, как Хелен оказалась рядом – просто за плечо её кто-то схватил и вцепился, а перед глазами оказалось то же самое наглое лицо с упрямо закушенной губой: только посмей пробудиться!
Денёв попыталась заорать: да что ты делаешь, отойди!
А Хелен вдруг так саму себя укусила за губу, что кровь потекла, и тоже высвободила свою силу. Они сплелись, эти серебряные потоки, переплелись клубком влюблённых змей, одним целым стали, в друг друга проникли, друг другом стали.
И всё вернулось – резким рывком, таким, что как только тело выдержало подобную нагрузку, не понять было.
Хелен от неё отлипла, осоловело хлопая глазами и мотая головой, а Денёв дышала и не могла поверить, что всё ещё не пробудившаяся.
Потом чуть в себя пришла и поняла, что сжимает руку Хелен в своей. Протянула.
Глаза у Хелен стали круглые-прекруглые: не каждый день тебе отрубают руку, а потом возвращают, когда уже почти смирился.
Другие клеймор выстроились вокруг них плотным кольцом. Хромая на одну ногу Вероника - йома постарался - удивлённо приоткрыла губы. Квини, вечная девочка с оцарапанными коленками и непрозрачным взглядом блаженной, ошарашено хлопала глазами. Натали, Зельда, Карла... ещё почти два десятка других клеймор – их всех Денёв видела такими впервые.
Все были ошеломлены.
«Сейчас будет паника, да?» – подумала.
Хелен наконец забрала свою руку.
Действительно – это было как свадьба. Вернее, как ответное согласие.
У Денёв неожиданно потеплело на душе.
Позже ей расскажут: лицо у неё оставалось каменным.
Название: Костёр души моей
Автор: Йома-в-сомненьях
Персонажи: Лаки/Клэр, Лаки/Присцилла
Жанр: романс, немного ангста, уточнение
Категория: гет, джен
Размер: драббл
Рейтинг: G
Саммари: он разводил для них костры и, кажется, любил обеих равно
Примечание: возможный ООС Лаки
читать дальше1.
Клэр идёт неутомимо, словно усталость - это не про неё. Она вся очень сосредоточенная и целеустремлённая, как будто даже летящая куда-то, где её ждёт то, что важнее самой жизни и даже смерти. Что-то...
Лаки не знает что.
Лаки спешит вслед за ней в неудобных, ноги натирающих сапогах и видит перед собой только худую сильную спину в серой от грязи ткани плаща и длинный клеймор, которым Клэр рубит на куски йома. Он глотает пыль сухой дороги; пыль поднимается из-под подкованных железом сапог Клэр клубится в воздухе и лезет в лицо счастливым псом, вызывая сухость в горле и жжение в носу. Хочется есть и пить, но Лаки терпит и молчит. Он не должен обременять Клэр: он ведь мужчина.
Вечером Лаки разводит для неё костёр и жарит убитого ею зайца. Он ест жадно, отрывая куски мяса и глотая их едва прожевав. На зубах всё-равно хрустит пыль.
Клэр смотрит на огонь как заворожённая. От огня её глаза кажутся то карими, то алыми, а лицо - совсем девчоночьим.
Лаки с трудом снимает сапоги и понимает, что идти завтра он не сможет никак: все ноги в кровавых мозолях. Он пытается приложить к мозолям листья подорожника, обматывает ступни тряпкой, но Клэр всё же замечает это.
У неё становится очень строгое и равнодушное лицо; она не хмурится и не ругается, но ему вдруг становится очень страшно.
- Мы останемся здесь на несколько дней, - говорит.
Лаки думает, что оправдываться ему всё же не стоит.
В следующие дни он разводит для Клэр костры, а она долго смотрит на огонь.
2.
На севере, среди снега и льда, где небо виснет над головой горной громадой и грозит упасть в любой миг, Лаки тоже разводит костры - только уже для Присциллы, которая кутается в ненужный ей плащ и долг смотрит в огонь. Она в такие моменты до боли напоминает ему Клэр - только маленькую, которая ещё не клеймор, а человек. Лаки не знает, какого цвета у Клэр были прежде волосы, может быть, рыжие, а может быть, чёрные, и какие были глаза - только ему всё мерещится она. И, каждый раз возвращаясь из леса к костру, Лаки борется с желанием окрикнуть её: "Клэр!"
Только складывая хворост про запас на долгую северную ночь, он видит Присциллу и радуется, что не зовёт её чужим именем.
Присцилла же его не замечает - она смотрит зачарованно на огонь, и глаза у неё становятся совсем как у Клэр. Лаки гладит её по растрёпанным каштановым вихрам, говорит что-то, чего и сам не запоминает, а она внимательно случает и кивает иногда. Лаки знает, что когда-нибудь всё закончится тем, что его убьют йома или же съест сама Присцилла, но...
...вечерами, когда северное небо напивается кровью от солнца, он собирает хворост и разводит костёр - только теперь уже для Присциллы, а не для Клэр.
3.
У стен Рабоны собираются Пробудившиеся - Лаки закрывает глаза и ощущает их звенящие серебром ауры, вывернутые острыми иглами наизнанку, и чует движение звенящего марева, что приближается к ним от Сутафа.
Рабона внизу поёт колыбельные павшим героям голосами соборных колоколов.
Он знает, что им всем осталось очень мало.
Потому что вскоре начнётся битва, в которой, наверное, не будет победителей.
Лаки жаль, что он почти ничего не может сделать - только ждать рассвета, когда Галатея отведёт их к Кокону, в котором слились воедино Присцилла и Клэр.
Лаки ощущает внутри остатки силы Разрушителя и самой Присциллы. Ему тоскливо: он ведь, кажется, уже не совсем человек.
Лаки смотрит вниз, туда, где стража и собравшиеся клеймор, туда, где горят костры Летнего Праздника и где ходят оставшиеся люди и (не)люди.
Он вспоминает костры, которые разводил. Сначала для Клэр, а потом - для Присциллы.
Название: Три года на севере
Персонажи: Систина Оракул/Ригальдо, Исли фоном
Жанр: занавесочная история
Категория: джен, гет
Размер: драббл
Рейтинг: R
Саммари: Систина Оракул провела на севере три долгих года, где убивала йома и Пробудившихся и пила пиво в лучшем трактире Пиеты
читать дальше1.
В первый год своего пребывания на севере Систина училась читать потоки силы в серебре, окружавшем йома и Ненасытных. Дважды её почти убили, но всякий раз она бывала быстрее и успевала добраться до своего клеймора раньше, чем враги - до неё самой.
Дважды же теряла и отращивала заново руку и видела свои кишки, вывалившиеся из разошедшегося шрама на животе. Трижды убегала от слишком сильных Ненасытных.
Десятки раз сидела за дальним столом в лучшем трактире Пиеты и с наслаждением пила ячменное пиво из лучшего зерна, которое поставляли в этот трактир.
И много раз замечала Ненасытного с огромной аурой, который мрачно пил такое же пиво в противоположном углу. Порою он был не один и приходил вместе со светловолосым мужчиной, красивым, как сказочный король из древней песни, - и тогда сдвоенная аура колоссальной мощи едва давала Систине дышать.
Но пиво было вкусным, Ненасытные не слишком враждебными и Систина никуда не уходила.
Хотя, по-сути, стоило бы: всё же не дело клеймор водиться в одном месте с врагом; заметь её кто-то из Чёрных Людей пьющей пиво рядом с Ненасытным, Систине было бы несдобровать.
Правда, на севере власть Организации всегда была слабее, чем где бы то ни было. И сдать её мог бы только Рубель - которого, впрочем, всё это только забавляло. Во всяком случае, Систине так казалось.
Когда пошёл второй год её пребывания в землях Альфонсо Ненасытные вдруг перестали появляться в трактире. Не то чтобы Систину это расстроило.
Просто как-то вдруг стало пресно и ячменное пиво загорчило. Ей нравился темноволосый Ненасытный с глазами самого преданного кота.
2.
На исходе короткого лета второго года она оказалась в борделе: поступил приказ об уничтожении йома, притворявшегося проституткой в лучшем северном доме красных фонарей. Фонари и вправду оказались красными - как и всё, что было внутри дорогущего "Пристанища Мадам", как гласила вывеска.
Красными были стены, обивка мебели, кокетливые занавески на окнах, румяна на щеках шлюх и кровавые губы бордель-маман, которая заставила Систину напялить парик и натянуть платье, обтягивающее всё тело, как перчатка, но не открывавшее совсем ничего.
Систина долго смотрела на себя в зеркало и пыталась не засмеяться от своего вида - от пошлых рыжих кудрей, родинки-мушки на щеке и напомаженных губ. Бордель-маман с корову весом и видом ворчала, что она обошлась им дороже, чем все девочки.
- Зато у вас будет работать настоящая клеймор, - сказала Систина и всё же захохотала.
На самом деле её ни разу не отправили к клиентам - сказали отсидеться в подсобке, пошнырять по всему дому и сунуть нос в любую щель. Систина так и сделала - правда, ничего так и не нашла, ослепнув и оглохнув как клеймор от горькой пилюли подавляющего ауру зелья. А йома - слабенький Ненасытный, как оказалось, - умело прятал свою силу.
Систина всё же его нашла - размалёванная не хуже неё девица скакала на мужике и уже выпустила щупальца, чтобы его сожрать, как Систина с силой опустила меч на её макушку, развалив едва ли не до паха.
Мужчина под мёртвой шлюхой орал от ужаса.
Систина слабенько приложила его по темечку и он отвалился. Он подумала, что больше тут оставаться нельзя, и вылезла через окно, зацепившись за жалобно скрипнувшую раму. Старое дерево угрожающе затрещало, Систина в панике схватилась за край соседнего окна и ввалилась в чужую комнату.
Темноволосый Ненасытный, мявший грудь постанывающей от удовольствия шлюхе, уставился на неё почти потрясённо - видимо, не почуяв силу Систины, но узнав её.
Глаза его налились расплавленным золотом, Систина сорвала с головы рыжий парик и выскочила из окна, прежде чем когти Ненасытного успели бы разорвать её на части.
3.
В конце третьего года, в канун нового, она пила пиво в любимом трактире, когда тот самый Ненастный вдруг сел напротив неё. Систину от страха мороз продрал до третьего ребра и ожёг изнутри, а йома с глазами самого преданного кота смотрел на неё и тоже пил пиво.
Систина ему улыбнулась:
- Я тебя знаю. Ты ведь Ригальдо.
Он кивнул. Сказал:
- Я тоже тебя знаю.
Они допили одновременно - и одновременно вышли. Ригальдо трактирщику кинул целый золотой - тот согнулся аж до земли, едва не ударившись лбом о доски пола.
Ригальдо сломал замок в чьём-то амбаре, сразу же повалил Систину на золотистое зерно, и навис сверху. Глаза у него в темное светились, а улыбка была как у лесного зверя.
Систина сама его поцеловала в первый раз и сама раздвинула ноги, выпутываясь из робы и выставляя грудь, а он кусал её за шею, слизывал горькую кровь и мял груди как той шлюхе в борделе, и брал сильно и глубоко - так, что она даже кричать не могла, а только иногда всхлипывала.
Морозный ветер проникал через полураспахнутую дверь, у Систины из ран текла кровь, а Ригальдо двигался, подхватив её под бёдра и глухо рыча.
Систина знала, что живой вряд ли отсюда выберется. И ей было хорошо - потому что она очень долго уже не знала мужчину. Она дышала через раз, сливая свою силу с его и не давая себе перейти порог от удовольствия, и ей было больно, и ей было очень хорошо.
Ригальдо закончил, белесым семенем выплеснувшись внутрь неё, и глухо, по-звериному совсем, зарычав.
Он потерял бдительность лишь на мгновение - только ей этого оказалось достаточно; Систина вывернулась из-под его и выпустила силу в ноги, бросившись бежать как есть, голая и в крови. Он не бросился вслед.
И в следующий раз, когда она ждала Рубеля в трактире, только криво усмехнулся, поприветствовав её.
Систина улыбнулась в ответ.
@темы: Клеймор, творчество, не фикбучное